Обо мне.

Все медленней, осторожней, словно чего-то, боясь, тлеет очередная сигарета. Я вновь рассматриваю тонкий пепельный узор на ее тлеющем конце. Маленький, до невозможного беззащитный лоскут огня, спрятанный за серой, неровной пеленой пепла.
Я стряхиваю пепел и поднимаю взгляд на стоящее передо мной дерево. Запорошенная снегом пихта. Эй, я не знаю, как называется это дерево, может это не пихта, а сейчас - 4 утра, и мне не у кого узнать. Короче какое-то вечнозеленое. Оно находится в детском садике. В общем, номера детского сада я тоже не помню. Ну, тем, кому интересно, могу сказать, что он находится на Севастопольской. Там найдете. Это деревце, под снегом порой изгибается чуть не до земли, но только снег растает, оно вновь стоит, как и прежде, изогнувшись луком над поломанными бордюрами, да потрескавшимся асфальтом. Тот, кто не умеет устраивать себе чудеса (короче тот идиот, который совсем перестал быть ребенком) не поймет, как много может значить такое вот убогое дерево, к тому же невыясненной породы в жизни несчастного дурака вроде меня. Я люблю это дерево.
- Привет! Можно две "Виржинии"? - Я заглядываю в маленькое окошко ларька на остановке. Сейчас 9 часов вечера. Дует холодный ветер, вырывая у куртки остатки тепла. Я смотрю на ее лицо. Я ее знаю. Я не знаю ее имени, не знаю, как она ко мне относится, но зато уверен в том, что она сейчас даст мне две "Виржинии". Зато я уверен, что она даст их мне вторыми по красоте руками, которые я видел в жизни. В этом плане я придирчив,
но ее руки действительно прекрасны. Я знаю это и жду своих сигарет.
- Привет. А почему "Виржиния", обычно ведь "Winston"?
- Курить бросаю. - улыбаюсь я в предвкушении того, что сейчас увижу.
Она достает пачку и длинными, точеными пальцами пытается извлечь из нее сигареты. У нее очень редко получается с первого раза, не ее неумение настолько грациозно, что если б у меня было достаточно денег, я б наверно по три часа подряд покупал у нее штучно сигареты. Это ведь совсем недорого - полтора рубля за четыре (я считал про себя) секунды высшего эстетического удовольствия. Да и плюс ко всему, где еще в наше время найдешь "Виржинию" за полтора рубля? Я люблю эту девушку.
- Да ладно тебе! - она смеется так заразительно, что иногда мне кажется, будто это какая-то фея, что ли? Или кто-то в этом духе. Мы идем по неширокой улице. Сейчас около семи часов вечера. Я встретил ее в подъезде. Ее зовут Настя, она маленькая врунья. Но я не знаю человека с такими интересными, правда, абсолютно не нужными, движениями, как у нее. Она обладательница немного странной, но чертовски милой походки, кокетливого взгляда, больших и внимательных серо-голубых глаз. В ней есть что-то живое, теплое, хотя верить ее словам - верить ветру. Но я люблю ее.
- Не, ну че ты смеешься? Я серьезно! - Я люблю ее смешить, просто, чтоб услышать ее смех, полюбоваться ее улыбкой, взглядом, каким ни будь незначительным жестом, который так здорово смотрится в ее исполнении.

Светло. Утро. В воздухе словно витает какой-то тонкий неощутимый аромат весны. Стоят деревья, уже готовые выпустить из набухших почек нежные зеленые листья. В солнечном свете будто прощупывается лишняя порция тепла, которой не было зимой. Асфальт в темных влажных разводах, греется на солнце, выпуская в воздух пар, и медленно избавляясь от черных полос. Я иду как обычно – никуда. Точнее туда, куда ноги принесут.
- И что?
- Да жить хорошо