Она летела над городом.
Она летела над городом. Светало. Затянутое облаками небо начинало
медленно сереть на востоке, справа от нее. Она летела впервые в
жизни. Она любовалась облаками, игрой света на их белесых боках. Она
взмывала вверх, прямо под туманные груды облаков и камнем падала
вниз почти на вершины голых деревьев. До этого она даже и не думала,
что умеет летать. Она и не знала, что за спиной у нее крылья. Она
просто ходила по этому тоскливому городу, меря шагами его
бесконечные тротуары. Но в этом нет никакой ее вины. Просто очень
сложно забыть о том, что внушают тебе с самого рождения. Человек
всегда сам ставит границы своим возможностям. И только сам может их
снять.
Еще вчера она сидела за столом в своей маленькой квартирке и не
подозревала о том, что умеет летать. Где-то случилась авария, и
выключился свет. Она в потемках достала свечу из шкафа и, пошарив по
столу в поисках спичек, зажгла ее. Свеча загорелась ровным,
успокаивающим светом. Маленький фитиль вскоре разгорелся, и в
комнате стало чуть-чуть светлей. Она достала из пачки сигарету и,
прикурив от свечи, затянулась, потом выпустила дым. Пламя свечи
заколыхалось, такое ровное, вдруг стало рваным, словно пытаясь
сорваться с фитиля, оно металось из стороны в сторону, но затем
будто в страхе опять возвращалось обратно. «Мы все просто пламя
свечи на ветру - подумала она. – Такие же неспокойные и такие же
неверные». Она сама удивилась тому, о чем думает. Странно, но обычно
такие мысли не посещали ее. А если такое и случалось, то она без
тени сомнения отгоняла их. А вот теперь не хотела. Она вспомнила об
отце. Она давно его не вспоминала. Она его очень любила, а когда
вспоминала о нем, всегда расстраивалась. Он был прост, но глубок, в
отличие от тех, с кем она общается сейчас. Взять хоть этого Славика
– художник, вроде сложный и интересный, а на самом деле – пусто.
Отец был не такой, он никогда не усложнял того, что и без того
достаточно сложно, но в нем было что-то настолько ясное, прямое,
пылающее… Она стряхнула пепел с сигареты. Зачем-то взяла в руки
свечу и наклонила ее над пепельницей. Горячий воск закапал в нее,
подминая легкие кучки почти невесомого пепла. Свеча загорелась ярче.
Восковая лужица обняла окурок, и тот, пропитавшись воском, вдруг
загорелся от свечи, воск полился сильней и вот уже загорелся другой
окурок, плавя толстую парафиновую свечу. Воск полился еще быстрей,
пламя в пепельнице горело все ярче и ярче. Она как завороженная
смотрела на него, медленно поворачивая свечу. Вверх понеслись хлопья
копоти, а она, опомнившись, быстро задула все, и огонь в пепельнице,
и свечу. А потом она поняла, почему погиб ее отец, почему самые
лучшие всегда уходят первыми. Просто слишком яркое пламя пугает. У
нее вдруг появилось дурацкое, но отчетливое чувство, что погасив
этот огонь, она сама разорвала какую-то связь, которую всегда
неявственно ощущала между отцом и собой. И словно в ответ на это в
голове прозвучал его спокойный голос: «Не говори глупостей». На
секунду она подумала, что сходит с ума.
-Ты ведь знаешь, это не так.
-Да, ты это совсем не ты, ты это просто моя память.
-Нет, ну в тебе ведь есть часть меня, так что в каком-то смысле я –
это я.
-Наверно… Просто очень сложно провести границу, где кончаюсь я и
начинаешься ты.
-А ее и нет, этой границы. Границ вообще нет. Ты думаешь, об этом
так, словно знаешь это, но не можешь поверить, а вера – на самом
деле – чуть ли не единственная граница. Только твоя вера тебя и
ограничивает. Вот ты, например, можешь поверить в то, что у тебя
есть крылья?
-Но у меня их нет!
-Ты в это веришь.
Она зажгла свечу снова. На этот раз свеча разгорелась быстрей.
Комната вновь осветилась ровным светом. В пепельнице в застывшем
воске плавали почерневшие окурки. Целлофановая скатерть расплавилась
в нескольких местах. Она взяла еще чуть теплую пепельницу и
сковырнула ногтем воск. Тот соскочил весь целиком, и пепельница
оказалась чистой, точно только вымытой.
-У меня есть крылья? – спросила она сама себя. В наивной надежде
что-то увидеть она посмотрела себе за спину и ничего не увидела.
-Докажи себе.
-Как?
Тишина в ответ. Она попыталась опять заговорить с той частью себя,
что только что так спокойно объясняла ей то, о чем она никогда даже
не думала. «Папа!..» - позвала она. Свеча замигала и успокоилась.
Внутри вдруг стало пусто. Она испугалась этой пустоты и не в силах
ее понять, попыталась отвлечься, но у нее ничего не получилось. Она
сидела одна в пустой комнате, где на столе горела свеча и пыталась
поверить в то, что у нее есть крылья. Она даже ощупала спину, но там
все было как обычно ровно. Она тяжело вздохнула. И свеча, пытаясь
сорваться с фитиля, затрепетала, разбрасывая по комнате тени. Пламя
рвалось на куски, но не верило, что может жить без фитиля. Так и
она. Да. Точно. Теперь все ясно.
Она открыла окно – 4 этаж. Страшно, подумала она, но только так
можно доказать самой себе, что у тебя есть крылья. Только так… Она с
трудом залезла на подоконник и посмотрела вниз. Была ночь. Светлое,
затянутое облаками небо нависало над улицей. В доме на другой ее
стороне горело только одно окно. Том наверно тоже жгли свечу. Она
вспомнила про свою, слезла с подоконника и потушила ее. Затем опять
взобралась обратно. Просто шагнуть и раскрыть крылья…
И она шагнула.
Она вдруг поняла, что падает…
Она забыла зачем шагнула вниз…
Она забыла, кто она…
Она вспомнила о смерти…
Она увидела проносящееся мимо окно…
-Крылья раскрой, дура!!! – закричал откуда-то издалека ее отец.
Крылья?
Ах да, у нее же наверно есть крылья, если она шагнула вниз…
С треском, разорвав тонкую ткань кофточки, за ее спиной развернулись
два могучих серых крыла. В нескольких метрах от земли она взмахнула
ими, и они легко понесли ее обратно – наверх. Она пролетела мимо
своего открытого окна. Там зажгли свет. Люстра приветственно
моргнула ей, прежде, чем скрыться из вида.
Уже светало, она летала всю ночь над городом, а потом город надоел
ей. И она понеслась прочь из этого скопления бетонных коробок. На
волю.
На волю…
|